На кургане возле шоссе Умань — Черкассы под селом Легедзино стоит необычный памятник. Обелиск изображает воина, рядом с которым — овчарка. Надпись на гранитной плите гласит, что летом 1941 года здесь поднялись в последнюю атаку на врага бойцы Отдельной Коломыйской пограничной комендатуры и 150 их четвероногих друзей.

В самом селе о войне напоминают разве что памятник с фамилиями не вернувшихся домой сельчан и большая братская могила возле школы.

«А мы уже провели вечер твоей памяти», — сказали в Москве поэту Долматовскому, чудом вырвавшемуся из плена

 — Уже 8 августа 1941 года фашисты планировали, захватив Киев, провести в нем парад войск с участием самого Гитлера, - рассказывает краевед, заведующая сельской библиотекой Галина Мифодюк (на фото). — Но в конце июля стало понятно, что все их попытки взять столицу Украины провалились. Противник решил обойти Киев с севера и юга, чтобы окружить войска Юго-Западного фронта. В районе Умани фашистам удалось взять в клещи наши 6-ю и 12-ю армии, которые сдерживали натиск врага от самой границы. Советские воины не только оборонялись, но и постоянно контратаковали, нанося фашистам большой урон.

О героизме и трагедии наших бойцов и командиров рассказал в своей книге «Зеленая Брама» участник тех событий, известный поэт Евгений Долматовский. В 1941 году он, военный журналист, в боях под Уманью был ранен и попал в плен. Группу захваченных советских командиров, с ними и Долматовского, фашисты завели в здание школы, усадили за парты, и командир дивизии генерал фон Даниэльс принялся разглагольствовать, что Советский Союз разгромлен, сопротивление бесполезно, вермахт непобедим.

Евгению Ароновичу удалось бежать и пробиться через линию фронта к своим. Его появление в Москве было для родных и друзей как гром среди ясного неба. «А мы уже в Доме писателей провели вечер твоей памяти, — сообщил Долматовскому удивленный и обрадованный поэт Павел Антокольский. — Пришел с фронта человек, который сказал, что своими руками тебя похоронил!..»

В феврале 1943 года Долматовский узнал, что среди гитлеровских генералов, взятых в плен под Сталинградом, находится и фон Даниэльс. Поэт попросил командующего фронтом Константина Рокоссовского провести для вражеского генерала урок истории. Фон Даниэльса посадили за школьную парту. В класс вошел Евгений Долматовский и по-немецки спросил генерала: «Вы меня не узнаете?» «Откуда мне вас знать?» — удивился тот. «А помните Уманское окружение в 1941-м, как вы ораторствовали перед пленными советскими командирами?» «Не может быть!..» — охнул фашист.

Но пока, в сорок первом, силы наших бойцов таяли. Например, в танковой дивизии, воевавшей на подступах к селу, боеспособным остался лишь… один танк! Вскоре в нем, отправившись в разведку, погиб от вражеского снаряда командир дивизии. Не намного лучше обстояли дела и в стрелковом корпусе, штаб которого дислоцировался тоже в Легедзино. Прикрывал его батальон особого назначения Отдельной Коломыйской пограничной комендатуры под командованием майора Родиона Филиппова.

 — Когда в конце июля загрохотало где-то за Уманью, мы сначала подумали, что это летняя гроза, — говорит пенсионер Николай Фокович Гончарук. — Но вскоре село запрудили наши войска. Однажды прилетел немецкий самолет — маленький такой, как стрекоза. Наверное, разведчик — начал кружить. А в колхозной коморе на чердаке стояла наша зенитка — небольшая скорострельная пушечка. Дала очередь по самолету. Он развернулся и улетел в сторону Умани. На следующее утро снова прилетел. Сразу же направился к коморе и как секанет из пулеметов! В железной кровле и после войны дыры светились. Зенитка огрызнулась. Самолет словно споткнулся, полетел медленнее и начал снижаться. За ним потянулся черный шлейф. А потом за селом как грохнуло — стекла в домах чуть не повылетали. Мы, конечно, побежали в поле. Но горящие обломки самолета уже оцепили красноармейцы.

А на следующее утро подошли немцы. На другом конце села, где я жил, стояли двенадцать наших танков, так называемые бэтэушки — БТ-5, БТ-7, пулеметный Т-26 — устаревшие, со слабой броней, с пожароопасными бензиновыми двигателями. Они отступали со стороны соседнего села. Немецкие танки их обогнали, пошли навстречу и, словно на полигоне, прошили каждого бронебойными снарядами.

Возле дороги окопались расчеты двух противотанковых пушек-сорокапяток. Но у артиллеристов осталось лишь по пять осколочных снарядов. Что хлопцы могли сделать танкам? Разве что гранатами. Только вражеские танкисты были уже ученые — не пошли утюжить окопы, а остановились и поливали поле свинцом из пулеметов.

Потом в селе остались только солдаты в зеленых фуражках. Кстати, на памятнике, что за селом, — ошибка. Идущий в атаку боец там изображен в каске. У пограничников не было касок — они уставом не предусмотрены. Задача погранвойск — только охранять границу, но не принимать участия в серьезных боях.

Бойцы и командиры Коломыйской погранкомендатуры, встретившие врага огнем еще на рассвете 22 июня, удерживали границу больше недели, до 30 июня. Разгромили и наступавших фашистов, и выброшенный ими в нашем тылу воздушный десант. Лишь после приказа, чтобы избежать окружения, организованно, с боями отступили вместе с армейскими частями.

«Уцелевшие собаки не отходили от своих погибших хозяев, отказывались от пищи и умирали рядом»

Теперь главной задачей пограничников было не допустить уничтожения штаба корпуса, иначе войска остались бы без связи и управления. Против одного батальона наших (550 человек) фашисты бросили два батальона отборной мотопехоты и 30 танков из дивизии СС «Адольф Гитлер». Наступающих прикрывали огнем полсотни орудий и шестьдесят минометов.

Но пограничники не дрогнули. Вместе с артиллеристами, у которых было совсем мало бронебойных снарядов, они уничтожили семь вражеских танков и 20 немецких мотоциклов вместе с экипажами. А пять мотоциклов с пулеметными колясками захватили целенькими и на них же пошли в контратаку!

В селе начались пожары. Жители повыгоняли на улицу скотину (чтобы не погибла в горящих хлевах), а сами прятались в погребах и заранее вырытых щелях.

 — Наша семья сидела у соседки во дворе в погребе, — вспоминает пенсионер Иван Каленикович Чайка. — Было душно. Мы со старшим братом Петей поднялись по ступенькам к выходу и сквозь приоткрытую дверь наблюдали за происходящим. Улицей ехала советская бронемашина. По ней бил немецкий танк. Вдруг — страшный удар в дверь погреба! Кубарем скатываемся по ступенькам. На нас посыпались земля, щепки от разбитых дубовых досок… Снаряд попал аккурат в стальную задвижку! Ударь на полметра ниже — мы бы с вами не разговаривали.

От других снарядов загорелись соседние хаты. Бронемашина тоже вспыхнула. Из нее никто не спасся. Позже я нашел в ней ложку из нержавейки с выцарапанными инициалами. До сих пор пользуемся. Недавно мед ею ковырял.

 — Бой длился уже десятый час, — продолжает краевед Галина Мифодюк. — В строю остались около 150 бойцов и командиров да две пушки-сорокапятки без снарядов. Израсходовав гранаты и бутылки с горючей жидкостью, пограничники дрались даже дымовыми шашками, которые, конечно же, не могли причинить существенный вред противнику. Но в дыму немецкие танки натыкались друг на друга, не могли прицельно стрелять.

У пограничников заканчивались патроны. Тогда они опустили ремешки фуражек на подбородки, примкнули к винтовкам штыки, взяли в руки саперные лопатки и приготовились к рукопашной. Как только наступавшие фашисты приблизились, на них из окопов ринулись… 150 пограничных овчарок. С лаем и рычанием собаки сбивали вражеских солдат с ног, хватали за горло, за руки, рвали на куски. Немцы запрыгивали на танки, отстреливались из автоматов. Четвероногие воины доставали их и на броне. А пограничники кололи врагов штыками. Противник бросился наутек!

В первые недели войны пограничники берегли собак. Умные, чуткие животные умело несли дозорную службу. Они моментально чуяли и тихим рычанием давали знать о приближении вражеской разведки. Фашисты ведь тоже ходили в наш тыл за «языками» и нередко с легкостью снимали полусонных часовых, забирались в окопы, землянки. Но когда объект охраняла собака — этот номер не проходил.

Во время отступления пограничники часто голодали, но делились последним куском хлеба или горстью каши с четвероногими друзьями.

Когда еды не стало вовсе, командование корпуса приказало пограничникам отпустить собак. Но бойцы и командиры относились к своим питомцам как к детям. И не выполнили приказ.

В том бою погибли практически все наши воины и их четвероногие друзья. Очевидцы рассказывали, что уцелевшие собаки не отходили от своих мертвых хозяев, отказывались от пищи и умирали рядом. В их глазах стояли слезы. А один раненый пес по кличке Дунай приполз к подворью людей, у которых квартировал вместе с хозяином и где подружился с детьми. Дунай жалобно скулил и звал на помощь. Благодаря собаке в поле среди трупов был найден и спасен раненый пограничник.

«Полковой комиссар подтвердил, что в лесу закопан танк со штабными документами и знаменами…»

 — У нас был на постое молоденький паренек — еще не брился, наверное, только пушок на щеках рос, — рассказывает пенсионерка Елизавета Северьяновна Гончарук. — Звали его Миронов Алексей. У нашей кошки были котята — смешные, игривые. Алеша возился с ними. Сам ведь еще был ребенком. Когда началась стрельба, все куда-то побежали. А он жадно ел вишни. Рвал возле хаты прямо с дерева и пригоршнями отправлял в рот. Так спешил, бедный, что даже косточки не выплевывал, глотал вместе с мякотью. Там, в саду, и погиб.

Когда после войны всех их выкапывали, чтобы перезахоронить в братской могиле возле школы, останки нашего Алеши мы опознали по тем вишневым косточкам.

 — Как хоронили погибших?

 — А как? Сапоги снимали. Жили ведь в бедности. Портянкой лицо накрывали, чтобы землей глаза не засыпать…

 — Для празднования победы над советскими 6-й и 12-й армиями в августе 1941 года в Умань прилетели Гитлер и Муссолини, — завершает свой рассказ заведующая библиотекой Галина Мифодюк. — Позже они выехали под Легедзино принять парад итальянской дивизии «Торино», в немецких документах значившейся как механизированная. Основателю фашизма очень хотелось похвастаться перед фюрером своим войском, чтобы тот отдал Италии часть Украины.

Трибуну для высоких гостей сколотили возле дороги на старой скифской могиле (теперь на ней стоит памятник пограничникам и их собакам). Но показуха превратилась в фарс. Из-за дождя раскисла грунтовая дорога. Колонна грузовиков и автобусов шла зигзагами. Колеса машин буксовали в грязи. Итальянцам приходилось спешиваться, толкать и возвращать съехавшую с дороги технику. Большую часть пути их боевые мотоциклы проехали на кузовах машин и телегах.

Весь реквизированный для войны у мирных предпринимателей итальянский автотранспорт был наскоро загримирован какой-то дешевой краской под военный камуфляж. Эту краску смыл дождь, и на бортах проступили крупными буквами демаскирующие технику пестрые названия торговых фирм и яркие рекламные рисунки, но отнюдь не строгие военные эмблемы. Немецкие офицеры и солдаты мрачно смотрели на это опереточное войско. Они были уверены, что при первом же выстреле союзники разбегутся. Что впоследствии и случилось.

 — Когда в село вошли немцы, они велели взрослым, в том числе и брату Пете, выйти в поле хоронить наших погибших, — говорит Иван Каленикович Чайка. — Петр посмотрел на мертвых, ему стало плохо. Он убежал в лес. И вот что потом рассказал. Возле леса его внимание привлек четкий след гусениц нашего танка, который тянулся от села вдоль опушки. Потом он резко, под острым углом, как бы рисуя треугольник, сворачивал в лес. Там на траве валялись какие-то смятые бумаги, все было истоптано. На молодом дубке брат увидел две свежие зарубки в виде буквы Х. Неподалеку стояла легковая машина с открытыми дверцами. Вокруг никого не было.

Но и гусеничный след внезапно обрывался. Куда мог деться танк? Почему так странно маневрировал? Задом он назад не выехал — вряд ли попал бы точно в свой след. А так — словно сквозь землю провалился!

Спустя годы в одной из газет появилась публикация о том, что в легедзинском лесу закопан танк. В нем — секретные штабные документы, боевые знамена, которые не должны были попасть к врагу.

Я написал в редакцию и вскоре получил письмо от участника боев полкового комиссара Фуки. В нем была схема треугольника, очень похожего на маршрут упомянутого танка, указаны ориентиры, расстояние в шагах. Танк, писал комиссар, чтобы его не взяли миноискатели, был закопан на глубине два метра семьдесят сантиметров до башни. Я пытался искать при помощи специально сделанных стальных штырей. Но тщетно. Приезжал и бывший комиссар. Потом наша переписка заглохла. Возможно, Фуки умер…

Фото автора